Триер Л. Догвилль (1)

Ларс фон Триер
Догвилль
(сценарий)


1
Ранняя весна. Вечер
Появляется надпись:
«СЦЕНА, КОТОРАЯ ЗНАКОМИТ НАС С ГОРОДОМ И ЕГО ОБИТАТЕЛЯМИ».
Мы видим Догвилль с высоты птичьего полета. Жители города погружены в повседневные заботы.

Рассказчик (голос за кадром): Это печальная история городка под названием Догвилль. Он лежал у подножия Скалистых Гор и был последним поселением, за пределами которого горы вступали в свои владения. Догвилль раскинулся на уступе, нависшем над шахтой, в которой когда-то добывали серебро. Каньон-Роуд переходила в улицу Вязов с десятком домишек, а улица Вязов, в свою очередь, упиралась прямо в скалистые горные отроги в окрестностях заброшенного месторождения. Путь можно было продолжить, поднимаясь в горы по узкой тропинке, но подоб¬ное предприятие едва ли имело бы успех, — погода в тех местах чрезвычайно переменчива. На другой стороне городка еще одна тропинка вела вниз, но ее, как правило, использовали, чтобы спуститься в яблоневый сад Веры и Чака, и редко, чтобы попасть в долину.
В доме Эдисонов тихо играет радио. Томас Эдисон-Младший собирается выйти из дома. Он надевает пиджак и шарф.
Томас Эдисон-Старший сидит в кресле-качалке. Воображаемое радио передает приятную музыку. И вот музыка сменяется одной из пламенных речей президента Рузвельта.
Радио (голос за кадром): А теперь, дамы и господа, президент Соединенных Штатов, мистер Франклин Рузвельт...
Рузвельт (голос за кадром): Мои дорогие американцы...
Том Старший: Ох,Том, сделай одолжение... Радио!!
Том (качая головой): Только потому, что закончилась музыка, и ты рискуешь услышать хоть что-то полезное? Пап, мне казалось, для того нам и нужно радио?
Том Старший (кивает): Можешь смеяться, но ты знаешь — я должен отдыхать.
Том улыбается и выключает радио. Кивает отцу, который держит в руках выпуск какой-то медицинской газеты двухлетней давности, и вы¬ходит на улицу/
Рассказчик: Отец Тома когда-то был врачом и теперь получал скромную пенсию, так что Том мог себе позволить слоняться без дела и не слишком расстраиваться по этому поводу. Тома такая ситуация полностью удовлетворяла. Однажды он напишет роман, — он был уверен в этом, — так что исследования, на которые он тратил дни своей юности, вреда не принесут. Время, которое он прожигал, шатаясь по Догвиллю и наблюдая, окупится десятикратно в тот день, когда он возьмется за перо. Пока же предъявить ему было нечего, не считая нескольких коротких заметок. Одна из них, написанная на бумажной салфетке, представляла собой два слова: «Великое» и «Малое», между ними тире, а потом знак вопроса. Эти заметки, вкупе с коллекцией различных предметов, при желании могли бы послужить материалом для описания человеческого поведения. Использованный же-лезнодорожный билет или какое-нибудь старое письмо Том прилежно и педантично собирал в ящике стола в своей спальне — как реликвии, которые могли пригодиться впоследствии.
Том машет рукой Оливии, стоящей у окна. Она умывает Джун, которая сидит в инвалидном кресле, тряпкой, смоченной в ведерке с водой. Оливия радостно машет в ответ. Джун счастливо улыбается Тому.
Оливия: Добрый вечер, масса Том!
Том: Добрый вечер, масса Оливия! Не забудьте про завтрашний день!
Она утвердительно кивает вслед Тому. Он останавливается, чтобы посмотреть на детей Чака и Веры, играющих во дворе их дома. При виде Тома старшие девочки хихикают. Рассказчик: Каким бы самонадеянным ни казался Том, в Догвилле не было ни одного человека, который бы его не любил. Он был здесь своим, подобно кустам крыжовника, Старой Скамейке с видом на яблоне¬вый сад и заброшенной серебряной шахте на окраине города. Если бы в один прекрасный день незнакомец поинтересовался профессией Тома, тот без колебаний назвал бы себя шахтером. И хотя Том не прорубал себе пути в горной породе, он прокладывал тоннель в материале еще менее податливом: он погружался в глубины душ человеческих.
Приближается Чак с большой корзиной на спине. Он идет домой. В корзине — его инструменты. Том приветствует Чака.
Том: Привет, Чак. Мы увидим тебя завтра?
Чак снимает корзину, замедляя шаг. Он потягивается и утвердительно кивает.
Ч а к: Я бы прожил и без твоих лекций. Но ты знаешь Веру. Не оставите покое, пока не скажешь «да».
Чак сердито смотрит на детей, играющих на дороге. Он внимательно разглядывает собачью будку и замечает еду в миске.
Чак: Кто дал Моисею кость? На ней все еще есть мясо. Когда мы в последний раз видели мясо?
Чак смотрит на Далию, которая оказалась ближе всех.
Далия: Это Джейсон. Он не хотел мяса, а Моисей казался таким
голодным...
Чак: Джейсон дал этой шавке кость с мясом?! (Он поворачивается к Джейсону, который стругает что-то карманным ножом.) Тебя бы выпороть, парень. Уж конечно, за столом мясо досталось тебе. В следующий раз будешь переводить хорошие продукты, отберу нож!
Джейсон испуганно смотрит на нож. Чак идет к дому, сгружая инструменты.
Чак: Моисей должен быть голодным. Чтобы сторожить.
Том (с улыбкой): Сторожить в Догвилле? Что здесь красть? Чак: Настали скверные времена, Том Эдисон. Скоро сюда явятся ребята, у которых будет еще меньше нашего.
Чак заходит в дом и хлопает за собой дверью.
Том идет дальше по улице. Он направляется к молельному дому. Он стучит в дверь. Марта протирает скамьи, но останавливается, чтобы ответить.
Том: Они все придут, Марта, будь уверена. Просто подготовь скамейки!
Марта: Тебе повезло, что сейчас у нас нет священника и ты можешь использовать помещение для собраний. Но повторяю, что, если тебе нужен орган, я должна связаться с районными властями и получить у них разрешение.
Том: А я снова отвечу тебе, что нам твой орган ни к чему. Мы мо¬жем укреплять дух без пения и чтения Библии. (Смотрит на часы.) О боже, уже почти семь. Не забудь про колокол.
Марта: Не беспокойся! Уж я-то не опоздаю. Люди счастливы, что я звоню в колокол каждый час, и они могут рассчитать свой день.
Том с улыбкой качает головой. Он выходит, и Марта закрывает за ним дверь.
Довольный собой, Том идет дальше по улице Вязов. Он дружески кивает Мамаше Джинджер и ее сестре Глории, которые огородничают на заднем дворе магазина. Мамаша Джинджер окучивает кусты крыжовника.
Том: Мне кажется, сойдет и так, Мамаша Джинджер. Ты обрабатывала эти кусты вчера, а также позавчера и за день до того. Не думаю, что прополка и окучивание пойдут земле на пользу. А эта земля дала жизнь всем нам.
Мамаша Джинджер: Я не позволю тебе дерзить мне, Томас Эдисон-Младший. Я буду окучивать столько, сколько мне заблагорассудится.
Глория: Да-да, и все испортишь. Я полностью согласна с Томом — ты мне, может, и сестра, Джинджер, но то, как ты управляешься с граблями, это уж чересчур.
Мамаша Джинджер (не обращая внимания): Но есть мои пироги-то ты горазд, Том Эдисон.
Том: Они вкусные, в этом сомнения нет.
Мамаша Джинджер: Так кто же, выходит, прав, когда речь заходит о мотыге? Ты или я?
Том: Х-мм... Неуверен, что это так просто...
Глория: Отлично сказано, Том. Вот он тебя и подловил, Джинд¬жер, — ты вечно все упрощаешь. Лучше слова не найти! Упрощаешь!
Том замечает Бена, поднимающегося на грузовике по Каньон-Роуд. Том отступает, когда грузовик разворачивается. Бен прикладывает руку к кепке, салютуя ему. Том идет за грузовиком до площади, по направлению к долине. Он подбегает и стучит в окно грузовика.
Том: Я открою ворота!
Бен: Было бы здорово, Том, просто здорово!
Том открывает ворота гаража. Он делает галантный жест рукой, приглашая Бена заехать внутрь. Бен загоняет грузовик в гараж, выходит.
Том: Какие новости в индустрии грузоперевозок? Там тоже все катится под откос?
Бен: Не смейся над индустрией грузоперевозок. Она заслуживает уважения, ведь грузовой транспорт позволяет людям перевозить товары, не говоря уж о самих людях.
Том (кивая): Ты прав, мой друг, ты прав
Бен начинает закрывать тяжелые гаражные ворота.
Бен: Пока,Том.
Том: Спокойной ночи, Бен. Не забудь завтра оттранспортировать себя в молельный дом.
Бен пожимает плечами и закрывает дверь. Том оглядывается. Он направляется к центру площади и с ухмылкой озирает долину.
Рассказчик: Том смотрел на долину. Он узнавал глухой звук: на болотах забивали сваи, и это напоминало о том, что строительные работы еще идут в этой стране, несмотря на тяжелые времена — даже если это лишь постройка новой тюрьмы, как утверждал Бен. Когда-нибудь Том уедет отсюда. Непременно уедет! Но спешить было некуда. Том всматривался в ве¬черние огни, мерцавшие в долине, и чувствовал себя прекрасно. Возможности скрывались там, за горизонтом, и в самом деле лучшего места для них было не найти. Он мог бы отправиться за ними и использовать их, — как только выберет время, как только будет готов. Но раз уж отправился на поиски, обратной дороги может и не быть, размышлял Том. Именно в этом городе он появился на свет, и самое меньшее, что он мог сделать для Догвилля в знак благодарности, — это почтить его своим драгоценным присутствием, хотя бы еще ненадолго. Кроме прочего, Том не без злорадства замечал, что жизнь города давно идет по накатанной колее. Его разум был острее, чем у остальных, и он был способен видеть всех обитателей города со стороны. В конечном счете они поймут, что можно жить богаче, правильней, и оценят это — может быть, не прямо сейчас, но со временем.
Марта звонит в колокол на башне молельного дома. Том смотрит на часы. Он разворачивается и возвращается на улицу Вязов.
Рассказчик: Пробило семь часов, и Тому пора было играть в шашки с другом его детства Биллом Хенсоном. Билл был глуп и знал об этом. Слишком глуп для того, чтобы получить диплом инженера, в этом он был совершенно уверен. Игра, в которой Том всегда выигрывал и которой Билл боялся, ежедневно приносила ему разочарование. Поэтому он все¬ми силами пытался оттянуть партию, которая приводила Тома к Хенсонам практически каждый день. Кто-то мог бы сказать, что возможность увидеть старшую сестру Билла Лиз привлекала Тома больше, чем шахматная доска, и, вероятно, это не было бы ошибкой. Факт оставался фактом — в доме Хенсонов Тому открывались новые горизонты. Такие же манящие, как земли, простирающиеся в сумерках по ту сторону гор, горизонты, подобные восхитительным изгибам тела Лиз Хенсон. Сладостная, мучительная, соблазнительная бездна.
Том стучит в дверь дома Хенсонов. Лиз открывает дверь. Она милая — по-другому не скажешь.
Лиз (отводя глаза): Том, тебе действительно необходимо приходить каждый божий день? Было бы куда забавнее, если бы здесь появился кто-нибудь более интересный — хотя бы для разнообразия. Ты знаешь, мне и вправду так одиноко в этом городе. Здесь никто не подходит мне по возрасту. Вы с Биллом слишком молоды, а все остальные слишком стары. Включая Бена, если стоит его учитывать. Как только мой жених напишет, что получил эту работу в Булдере, я уеду, уж поверь мне. И тогда вам всем придется искать другую девушку, чтобы лезть к ней под юбку.
Том: Билл дома?
Лиз: А где ж ему быть? Он учится, а я помогаю родителям со стаканами, хотя любой тебе скажет, что я умнее его. Бедного Билла можно до полусмерти напугать одной только партией в шашки.
Лиз идет вглубь дома. Ее отец, Мистер Хенсон, полирует стаканы. Она устало смотрит на стаканы, которые он только что закончил обрабатывать, и грубо заталкивает их в коробку с опилками.
В доме Том находит Билла, сидящего среди книг.
Том: Время играть в шашки, Билл, старина!
Билл (вздыхая): Да-да, думаю, что так. Я не слышал колокола, совсем не слышал.
Билл сгребает книги и безутешно раскладывает доску. Он достает шашки из коробки.
Том: Завтрашнее собрание обещает быть удачным. Остальные тоже это знают, и все придут.
Билл: Я каждый раз прихожу на твои собрания, но до сих пор не понимаю, зачем они нужны.
Том: Священник умер, не так ли? Я не поклонник религии, но, в конце концов, он помогал городу осознать, что вопросы морали можно обсуждать вслух. Мои собрания служат той же цели, только гораздо лучше, позволю себе заметить.
Билл ищет пропавшую шашку.
Билл: Слушай, они уверены, что ты когда-нибудь начнешь писать книги, Том. Не в том дело... Почему бы тебе не оставить их в покое... Они и так достаточно хороши.
Том: Хороши? Они хороши?! Я так не думаю. Мне кажется, эта страна о многом забыла. И я стараюсь освежить людскую память, используя примеры.
Билл (продолжая поиски): Она пропала. Взяла и пропала. Боюсь, сегодня нам сыграть не удастся. (Билл удовлетворенно смотрит на Тома. Том поднимает доску и протягивоет ему шашку, которая была под ней. Билл безмолвно принимает ее.) И что же ты будешь освежать в нашей памяти завтра?
Том: Дух приятия — умение принимать и способность получать!
Билл: И ты думаешь, они все придут послушать об этом? Когда на Рождество ты рассуждал об умении отдавать, нас было только четверо.
Том: Четверо, но все ушли поумневшими. Даже ты понял мой пример с подарками на Рождество. Ты смог определить, насколько искренним был дарящий, судя по обертке от подарка.
Билл: А твой завтрашний пример...
Том (посерьезнев): Да я пока и сам не знаю... Для того чтобы объяснить Догвиллю трудности, связанные с искусством приятия, мне необходим объект, о котором и пойдет речь... Что-то осязаемое... Дар! Он стал бы превосходным примером.
Билл: Ты хочешь сказать, что кто-то — ни с того ни с сего — пошлет нам подарок? Не могу представить себе никого, кто захотел бы подарить нам что-нибудь. С какой стати? Сейчас даже не Рождество.
Том (с сомнением): Нечто большее, чем рождественский подарок. Что-то, подаренное всему городу. Что-то, что заставит их...
Билл: Что, например?
Том (про себя): Как я уже сказал, мне надо подумать об этом. Надо поразмыслить.
Билл (с надеждой в голосе): Если тебе так уж надо думать, берись за дело. Мы не обязаны играть, сам понимаешь.
Том (качая головой): Нет-нет, я с удовольствием сыграю. Я что-нибудь придумаю. Сегодня я в духе. Проблемы — лучшее горючее. Что-нибудь да получится.
Том задумывается. Он серьезно смотрит на доску, как если бы никогда раньше не видел расставленные рядами шашки. Затем он уверенно делает первый ход. Билл издает стон и с тревогой смотрит на доску.

2
Ранняя весна. Ночь
Появляется надпись:
«СЦЕНА В КОТОРОЙ ТОМ СЛЫШИТ ВЫСТРЕЛЫ И ВСТРЕЧАЕТ ГРЭЙС».
Стемнело. Том в темноте идет по улице Вязов. В домах люди заняты повседневными делами. В горах завывает ветер.
Рассказчик: Было почти совсем темно, когда Том возвращался домой после триумфа, который, несмотря на некоторые усилия со стороны Тома, направленные на продление партии в шашки, наступил весьма быстро. Начался сильный дождь, и ветер превратился в настоящую бурю. Том продрог и запахнул пиджак. На самом деле завтрашнее собрание начинало его тревожить. Что же он использует в качестве примера? Само по себе это было не столь важно; если слов и теорий (его собственного сочинения, и, надо сказать, блистательных) жителям города будет недостаточно, в этом им следует винить самих себя. Конечно, он мог бы рассматривать это как упражнение. Очередную дискуссию о вечных ценностях. Очень полезно попрактиковаться в таких вещах прежде, чем покинуть город и встретить других писателей в местах получше и побольше Догвилля. Он возвращался по улице Вязов, ведомый слабым светом, льющимся из окон, и улыбался сам себе, когда различал в них жителей города, занятых повседневными заботами, которые были ему так хорошо знакомы. Они бы гордились им в любом случае, и не важно, с чем ему придется к ним обратиться.
Бах!
Том останавливается. Звук прозвучал, как далекий выстрел. Дует ветер, под его напором дребезжит лампочка на стене молельного дома (единственное наружное освещение во всем Догвилле).
Бах!
Еще один. Том спешит на другой конец улицы Вязов. Он останавливается и вглядывается в темноту, стоя у Старой Скамейки. Однако он не слышит ничего, кроме шума ветра.
Рассказчик: У него не осталось сомнений. Это были выстрелы. Машина, забивавшая сваи на болотах, не смогла бы издать такой звук. Выстрелы доносились из долины или, скорее, с Каньон-Роуд, в направлении Джорджтауна. И хотя тьма была почти непроницаемой, он тем не менее пытался разглядеть хоть что-нибудь за горами — там, откуда, как показалось Тому, прозвучали выстрелы. Он простоял целую вечность, дожидаясь новых выстрелов. Но они больше не повторились, и вскоре тьма стала такой, как прежде, а ветер, никогда не стихавший в Догвилле, продолжал завывать так, будто звуки выстрелов вовсе не раздавались в городе. Слегка разочарованный, Том присел на Старую Скамейку, чтобы поразмыслить, на миг погрузиться в свои чувства. Однако прошло совсем немного времени, прежде чем его мысли вновь свободно поплыли сквозь туман и бурю, на ходу преображаясь в статьи и романы, и толпы поклонников, которые молча внимали Тому после публикации очередного его сочинения, бичевавшего и очистившего душу человеческую. Он видел людей, заключающих в объятия ближнего своего, ведь через изреченные им слова жизнь открылась для них с новой стороны. Это было непросто. Но его усердие и умение управлять как повествовательной, так и драматургической формой донесли послание до читателя. Том улыбался, представляя, как все они внимательно его слушают, и мир улучшается по мере того, как века застоя и ненависти превращаются в пыль и исчезают в просветлении, которое принес он. Просветлении, сопровождаемом примерами...
Мы смотрим на Тома с высоты. После этого мы видим его со стороны, все еще на скамейке, погруженного в мысли.
Рассказчик: Том мог провести на скамейке еще полчаса, но новый неожиданный звук пробудил его.
Том смотрит на другой конец улицы Вязов.
Рассказчик: Моисей лаял. Конечно, само по себе это не было необычным, но его лай звучал по-новому. Он лаял негромко, скорее, рычал, — так, будто опасность была совсем близко и не сводилась к пробегающему мимо еноту или лисе. Как если бы собака оказалась лицом к лицу с силой, которую надлежит принимать всерьез, с которой не совладать при помощи пустых рассуждений.
Том встает и идет по улице, на этот раз гораздо быстрее, более целенаправленно. Рядом с будкой Моисея он различает в темноте фигуру, которая движется к шахте, к тропинке, ведущей в горы. Том ускоряет шаг.
Том: Эй, вы!
Фигура смотрит в его направлении, но поворачивается и бежит к тропинке. Том переходит на бег, преследуя незнакомца. Секунду спустя он возвращается, волоча за собой промокшую молодую женщину. Она пытается вырваться.
Грэйс: Пустите!
Том: На вашем месте я бы даже не пытался! Я хорошо знаю этот путь и сомневаюсь в том, что мне удалось бы вернуться оттуда живым. Скалы там скользкие, как мыло, особенно в такое ненастье...
Грэйс перестает сопротивляться и задумывается.
Грэйс: А другая дорога есть?
Том: Только та, что ведет в долину.
Грэйс: Что ж, она мне не подходит. Уж лучше я попытаю счастья на скользких скалах.
Том: Кажется, вам очень нужно попасть в горы сегодня вечером!
Он осматривает ее одежду, скорее городскую и слишком легкую для холодного горного воздуха. Она туже запахивает свое зеленое пальто.
Том: Вы же не связаны с этими выстрелами, не так ли?
Грэйс смотрит на него, в ее взгляде отчаяние. Звук двигателя и свет фар машины, поворачивающей на улицу Вязов, заставляют ее вздрогнуть.
Грэйс: Помогите мне, пожалуйста!
Он смотрит на подъезжающий автомобиль. Она хватается за него.
Том: Идите по рельсам в шахту. Там вы будете в безопасности.
Еще до того, как он кончает говорить, она поворачивается и убегает по рельсам, нагибаясь, пробираясь между старых металлических конструкций.
Том остается на месте и смотрит на подъезжающую машину. Опускается стекло. Трое мужчин в темных костюмах сидят на передних сиденьях. Задние сиденья скрыты за занавесками.
Водитель: Что, черт возьми, это за место? (Тому.) Эй ты, куда ведет дорога?
Том: Если хотите проехать, вам лучше развернуться и ехать обратно по дороге в Джорджтаун. Там свернете на автостраду. Этот город называется Догвилль.
Водитель: Догвилль? Поди ж ты. Глупее названия не придумаешь.
Том: Я могу вам помочь чем-то еще?
Водитель: Мы тут ищем кое-кого.
Том: Кого?
Водитель: Вопросы задавать буду я. Или ты хочешь, чтобы мы вышли из машины и научили тебя хорошим манерам?
Кто-то тихим голосом обращается к Водителю с заднего сиденья. Водитель оборачивается и слушает. Затем поворачивается к Тому. Интонация его голоса изменилась. Теперь он почти дружелюбен.
Водитель: Мой патрон хотел бы поговорить с тобой.
Он кивает головой на заднюю дверь машины, на которой опускается окно. Том видит Большого Человека на заднем сиденье. Его лицо скрыто тенью.
Большой Человек: Прошу прощения, молодой человек, я ищу девушку. Она могла заблудиться и попасть в ваш город. Понимаете ли, я не хочу, чтобы с ней что-то случилось. Она мне очень дорога.
Том смотрит на него. Затем отрицательно качает головой.
Том: Никто не проходил через Догвилль. Моисей бы залаял. Он очень подозрителен к незнакомцам.
Большой Человек: Очень мудро со стороны Моисея. В наши дни невозможно быть чересчур осторожным.
В окно высовывается рука с визитной карточкой.
Большой Человек: Пожалуйста, возьмите мою визитку. Если вы увидите молодую девушку, блондинку в зеленом пальто — пожалуйста, позвоните. Как я уже сказал, она очень много значит для меня. Мое положение позволяет мне предложить солидную награду...
Том берет визитку.
Том: Хорошо.
Окно закрывается. Том смотрит на Водителя.
Том: Это вы стреляли?
Водитель (заводя мотор): Шел бы ты домой, сынок. Смотри, не простудись!
Машина уезжает. Том наблюдает за ней, поворачивается и идет к входу в шахту. Вглядывается внутрь.
Том: Они уехали.
Грэйс появляется из темноты.
Грэйс Вы были так добры.
Том: Как насчет чашечки кофе, прежде чем вы полезете в горы?
Грэйс благодарно смотрит на него.
Грэйс: Что ж, спасибо. Я, конечно, не отказалась бы от чашечки кофе.

3
Ранняя весна. Ночь
Том сажает Грэйс у письменного стола. Он приносит ей кофе и хлеб. Впервые он замечает, насколько она красива. На Грэйс дорогая одежда. На шее — шарф с серебряной застежкой с инициалом «Г».
Рассказчик: Конечно, она была красива. Но было и еще кое-что, Том сразу это ощутил. Откуда бы она ни появилась, хоть с Луны, она не казалась здесь чужой. Грэйс не выбирала Догвилль по карте, она не стремилась сюда попасть, но Том чувствовал, что она принадлежит этому месту. Грэйс была беглянкой, но обладала редким качеством — внушать доверие. Она располагала к себе. Никто бы с этим не поспорил. Том чувствовал, что ей нужна помощь, да она и не пыталась это скрыть. Она могла бы скрыть свою беспомощность, но предпочла сдаться на его милость. Щедрый дар, очень щедрый, думал Том.
Том садится с чашкой в руке. Он замечает, что Грэйс что-то зажала в кулаке. Это кость. На ней еще остались куски мяса.
Том: Могу я забрать это?
Смущаясь, она опускает взгляд и отдает ему кость. Она не притрагивается к еде.
Том: Как вас зовут?
Грэйс: Грэйс.
Том: Я Том.
Грэйс: Спасибо за помощь, Том. Извините, но я приехала из города... Я не верю своим глазам: люди помогают тому, кого видят впервые в жизни. Кажется, мои воспитатели не предполагали, что такие люди есть на свете.
Том: Как же вас воспитывали?
Грэйс: Надо сказать, я получила самое ужасное воспитание. Мне постоянно говорили, что лучше меня и моей семьи в мире никого нет. Хуже этого ничего не может быть. Мой отец любил меня, но был очень высоко¬мерен, а для меня нет греха страшнее.
Том: Кто эти люди в машине?
Грэйс: Обычные гангстеры! Они уже три дня преследуют меня.
Том: Чего они от вас хотят?
Грэйс: Человек на заднем сиденье — их босс... Я видела его лицо. Это моя единственная ошибка. Теперь они хотят убить меня.
Том: Он дал мне номер телефона, просил позвонить, если я вас увижу. Он сказал, что вы очень дороги ему.
Грэйс (саркастически): Бьюсь об заклад, что это так!
Том: Где ваша семья?
Грэйс: У меня нет семьи. Больше нет. У меня был лишь отец, но эти гангстеры отняли его у меня, а теперь им нужна я.
Она смотрит на кусок хлеба, который держит в руке.
Том: Вы, должно быть, проголодались.
Грэйс: Я несколько дней не ела, но я не заслужила этот хлеб. Я украла кость у собаки. Я ведь раньше ничего ни у кого не крала. Если бы под яблоней были яблоки, я бы стащила и их. Возможно, они принадлежали бы бедному фермеру, которому самому нечего есть. Поэтому я решила наказать себя и не есть хлеб, как бы аппетитно он ни выглядел. Видите ли, в такой семье, как моя, мне приходилось заниматься самовоспитанием.
Том: Весьма вероятно, что отказ от хлеба поможет вашему воспитанию. Но, хотя я убежден, что там откуда вы пришли, хлеба полным-полно, в этом городе посчитали бы дурным тоном не есть того, что предлагают.
Грэйс (смущенно): Простите.
Грэйс начинает есть. Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, пока не набивает полный рот, как животное. Они обмениваются улыбками.
Том: Что вы будете делать теперь?
Грэйс: Спрячусь в горах, которые видела из долины.
Том: И как вы собираетесь там выживать?
Грэйс: Не знаю. Но что-нибудь придумаю.
Том изучает ее.
Том: А что бы вы ответили на предложение остаться здесь?
Грэйс: Даже если вы говорите всерьез, это вряд ли возможно. В конце концов, это маленький город. Я должна скрываться, а люди будут задавать вопросы.
Том: Это не так уж важно, если они тоже захотят вам помочь.
Грэйс: Вы хотите сказать, что все в этом городе похожи на вас?
Том: Здесь живут хорошие люди. К счастью, они не совсем такие, как я, но это честные люди, которые сами испытывали нужду. Они могут отказать вам, но я уверен, что стоило бы попытаться спросить.
Грэйс: Мне нечего предложить им взамен.
Том: Не уверен, что это так. На мой взгляд, вы можете предложить Догвиллю многое. А сейчас вам надо поспать, я вас разбужу пораньше, до того, как проснется папа. Вам придется подождать несколько часов в шахте, пока я поспрашиваю людей.
Грэйс на секунду замирает. Она смотрит на него, растроганная.
Грэйс: Спасибо, Том. Это на самом деле чудесное место.
Том улыбается ей.

4
Ранняя весна. День
Появляется надпись:
«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ЖИТЕЛИ ГОРОДА ВСТРЕЧАЮТСЯ В МОЛЕЛЬНОМ ДОМЕ».
Все взрослые жители города в этот день пришли в молельный дом. Том произнес речь. Они смотрят на него без энтузиазма.
Рассказчик: День в Догвилле начался со слухов. Кузина Мамаши Джинджер из Джорджтауна видела автомобиль, который сперва поднимался по Каньон-Роуд к Догвиллю поздно вечером, а затем, позже, проехал обратно. Это таинственное происшествие навело многих на размышления и в определенной степени омрачило проникновенную лекцию Тома. Несмотря на сумбурность изложения, нельзя было отрицать, что Том обладает даром слова. Упоминая приключения, героем которых он стал прошлым вечером, Том бесстрашно пустился в рассуждения о нравственности. Пред¬мет был ясен, однако суждения полного амбиций юноши звучали в высшей степени самонадеянно. Благодаря своим оригинальным соображениям, Том в какой-то степени смог скрыть недостаток подготовки и, следовательно, сомнительные причины для созыва городского собрания. Его отец внимательно смотрел по сторонам, пытаясь уловить настроение слушателей, и, почувствовав, что жителям города не слишком нравится слушать прямую критику в свой адрес, решил предвосхитить возможные протесты.
Том:...Учитывая вышесказанное, мои дорогие жители Догвилля, не имеет смысла отдавать, если тот, кому дарят, не готов принять; если никто не осмеливается признаться, что нуждается в этом даре.
Том Старший: Я уверен, что ты желаешь нам добра, Том. Но я думаю, что из всех городов именно в нашем люди привыкли поддерживать друг друга. Мы живем бок о бок, мы все друг друга знаем. Я не вижу лю¬дей, не готовых открыться ближним. Да и остальные нам не безразличны.
Лиз: Правда, Том, ты опять взялся за старое. Заставил нас прийти сюда, чтобы слушать всю эту чушь. Кем ты себя воображаешь? Философом, что ли?
Джек МакКей: Я думаю, это интересное замечание, но не уверен, что Том прав насчет Догвилля. Людей, о которых он ведет речь, я не узнаю, а моему суждению можно верить. И что заставляет тебя думать, что все мы не готовы принимать дары, Том?
Том: Наблюдения.
Джек МакКей: Наблюдения?
Том: Мои наблюдения... сделанные в этих краях. Наблюдатель — вот кто я.
Мамаша Джинджер: Слово «лентяй» подошло бы лучше.
Глория (обращаясь к Джинджер): А тебе всегда есть что сказать, не так ли?
Мамаша Джинджер (не обращая на нее внимания): Что же та¬кое мы отказываемся принять? Мы все вместе убираем снег!
Том: Вместе? Каждая семья расчищает дорожку к своему дому!
Бен: Допускаю, что Том прав. Дорожки никогда не бывают расчищены как надо. Возьмем, к примеру, Джорджтаун, там-то знают, что надо делать при снегопаде. Машины там ездят без труда.
Том Старший: Извини, Том, но того, что ты сказал нам, недостаточно. Нет никаких доказательств того, что люди в этом городе отличаются от жителей любого другого города.
Том: Я не говорю, что Догвилль отличается от большинства городов. Все, что я имею в виду, так это то, что наш город, так же как и вся страна, только выиграет, если мы будем более открытыми и внимательными.
Том с надеждой обводит взглядом жителей.
Том: Что скажешь, Вера? У вас с Чаком семеро детей. Неужели ни разу не было случая, когда вы могли бы использовать что-то, оставшееся на кухне у Мамаши Джинджер или у папы?
Вера: В этом городе ни у кого не бывает излишков.
Том Старший: И уж конечно ты не сомневаешься, что любой бы из нас вступился, если бы детям Чака и Веры чего-нибудь не хватало.
Том: Нет, но мы не можем знать этого наверняка!
Том умолкает. Глубоко вздыхает.
Том: Ладно, раз никто не хочет допустить, что у нас есть проблема, позвольте мне проиллюстрировать мои слова. Я не буду говорить о том, что уже случилось, я расскажу вам о том, что случится.
Все смотрят на Тома.
Том: Прошлой ночью, возвращаясь домой, я услышал выстрелы...
Марта: Выстрелы?!
Джек МакКей: Я не слышал никаких выстрелов.
Том: Ты и не мог их слышать, Джек, поднялся ветер, и... в общем, неожиданно появился некто, незнакомый...
Слушатели потрясены.
Вера: Незнакомец? Какой незнакомец?
Том Старший:Ты о чем, Том?
Том: Была еще и машина, и люди в темных пальто...
Изумление нарастает.
Том Старший: Том, перестань! Машины и люди в темных пальто...
Том: Это правда, папа, клянусь!
Глория (дрожа): Там был автомобиль! Кузина Мэгги звонила...
Мамаша Джинджер: И ты мне ничего не сказала?!
Глория: Ты спала. Ты ужасно злишься, если тебя будят...
Вера: Прекратите, вы, обе. Никто никогда не приходил в Догвилль. Особенно среди ночи.
То м: Однако прошлой ночью это случилось. И не кто-нибудь, а гангстеры, будто сошедшие с обложки журнала «Тайм».
Лиз: Чего они хотели?
Том: Они преследовали человека, о котором я вам говорю. Но им пришлось уйти ни с чем.
Лиз: Почему?
Том: Потому что я ее спрятал, и они не смогли ее найти! Да, это женщина. Молодая женщина. Она устала и была голодна, за ней гнались бандиты, готовые убить ее при первой же возможности. Мне не надо было анализировать ситуацию, чтобы понять, на чьей я стороне.
Том Старший: И где сейчас эта юная леди, могу я поинтересоваться?
Вера: Ты же не хочешь сказать, что она все еще в Догвилле?!
Том: Хочу.
Вера: Но почему?
Том: Я не мог решиться прогнать ее, не спросив у вас, добрых людей, не хотите ли вы приютить эту бедную женщину и позволить ей остаться здесь, с нами.
Слушатели уставились на Тома. Миссис Хенсон встревожена и расстроена.
Миссис Хенсон: Ты хочешь, чтобы мы предоставили убежище беглянке? Беглянке, за которой гонятся гангстеры? Да нас в порошок сотрут!
Мистер Хенсон: Успокойся, Клэр. Подумай о своей астме.
Он кладет руку ей на плечо. Миссис Хенсон тяжело дышит.
Том: Куда же так внезапно исчезли ваша филантропия и желание помочь ближнему? Может, мне лучше было позволить этим людям застрелить девушку? Не могу поверить. Как и в то, что вы способны прогнать молодую леди, даже не выслушав честно и непредвзято то, что она может нам сказать.
Мистер Хенсон: Хочешь привести ее сюда? Пойдем домой, Клэр. Я не позволю, чтобы тебя втянули в это.
Он встает, но жена усаживает его обратно на скамейку.
Том: Я уверен, что миссис Хенсон в состоянии встретиться с девушкой и выслушать то, что она нам скажет... а затем — вы вольны принять то решение, какое вам заблагорассудится. Прогоните ее прочь, если пожелаете. Но дайте ей шанс, который, согласно конституции, по праву принадлежит каждому жителю этой страны. Позвольте ей рассказать обо всем.
Слушатели испытывают сомнения.
Том Старший: Возможно, ты поступил наивно, Том, и подверг риску нас всех, но должен сказать тебе, что любой сделал бы то же самое в схожих обстоятельствах. Думаю, это был смелый и в принципе правильный поступок. Голосую за то, чтобы дать ей шанс.
Аудитория испуганно перешептывается.
То м: Так я приведу ее?!
Слушатели, кажется, готовы согласиться. Чак смотрит по сторонам. Качает головой и горько усмехается.
Чак: Делай как знаешь, Том. Никому не хочется, чтобы о жителях солнечного Догвилля говорили, будто они не способны выслушать человека, попавшего в беду.
Том Старший: Веди ее, Том.
Удовлетворенный, Том покидает здание, чтобы вывести Грэйс из шахты. Собрание в замешательстве ждет. Им не по себе от того, что Том собирается им показать.

5
Ранняя весна. День
Появляется надпись:
«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ГРЭЙС ЗНАКОМИТСЯ С ЖИТЕЛЯМИ ДОГВИЛЛЯ».
Том осторожно входит в темную шахту через ворота.
Том: Грэйс!
Грэйс (опасливо): Том?
Том: Теперь ты можешь выйти. Они согласились выслушать тебя и позволить тебе попросить их о помощи.
Грэйс: Как я могу просить их пойти на такой риск ради человека, которого они не знают?
Том: Пойми, попасть в беду не стыдно.
Грэйс: Некоторые думают иначе.
Том: Но не я. И не ты. Давай, пошли.
Грэйс осторожно выходит. Том берет ее за руку и ведет по улице Вязов. Грэйс испуганно озирается.
Рассказчик: Грэйс не видела Догвилль в дневное время суток. Город оказался меньше, чем она ожидала. Но одновременно, призна¬ла она, он оказался и более домашним. Бедные домишки и лачуги излучали человечность и уют. Было невозможно представить, что в них живут люди, с которыми неприятно поболтать или разделить скромную трапезу.
Когда Грэйс входит, ее встречает полное молчание. Все разглядывают ее. Она очень красивая девушка, и никто не решается высказать свои подозрения. Однако на лицах собравшихся все еще лежит отпечаток недоверия.
Том: Друзья, позвольте вам представить Грэйс. Грэйс, это жители Догвилля!
Воцаряется тишина. Наконец встает Том Старший.
Том Старший: Мой сын Том сообщил нам о ваших обстоятель¬ствах, мисс. Насколько мы поняли, у вас проблема.
Грэйс: Послушайте, я бы не хотела ставить всю общину под угрозу...
Чак: Почему бы вам просто не обратиться в полицию? Они сделают все возможное, чтобы расправиться с гангстерами. Это работа для полицейских.
Бен: Иногда от колов бывает толк, но они тратят массу времени на ерунду. Они не понимают, что если грузовик едет слишком быстро, то единственная причина в том, что кому-то срочно понадобился его груз. По мне,так в этом нет преступления...
Собрание согласно.
Грэйс: У этих людей — обширные связи в верхах. К сожалению, у них есть информаторы в той самой полиции, куда вы советуете мне обратиться.
Собрание молчаливо осмысляет услышанное.
Том Старший: Лучшего убежища, чем Догвилль, не придумать, это уж точно. Если кто и сможет узнать о том, что в городе кто-то прячется, то только от одного из нас.
Том: Правильно! Единственная дорога, идущая из города, — это Каньон-Роуд. За ней сможет следить слишком любопытная — уж простите — кузина Мамаши Джинджер, которая живет у поворота на Джорджтаун. У нее есть телефон. Марта сможет ударить в колокол и предупредить весь город.
Марта: Но ведь я время отмеряю! А что, если люди запутаются?
Том Старший: Да ладно, Марта, уж, наверное, мы сможем ударить лишний раз в наш старый колокол, если захотим спасти жизнь. Насколько я могу судить, этой молодой леди здесь ничто не грозит. Так почему бы не позволить ей остаться?
Чак: А почему мы должны это делать?
Том: Потому, что люди нам небезразличны!
Чак: Нет, я не это имел в виду. Откуда мы знаем, что эта женщина говорит правду? Может быть, гангстеры действительно стреляли в нее, но это не значит, что ей можно доверять.
Грэйс: Я прекрасно понимаю вашу точку зрения. Доверять мне слишком рискованно.
Бен (улыбаясь Грэйс): Я вам доверяю.
Миссис Хенсон: Бен, ты снова выпил! (Поворачиваясь к Тому.) Том, мы не гангстеры. Мы своим делом занимаемся и ни у кого ни¬чего не просим.
Том: Наконец-то вы признались в этом!
Том Старший: Если бы только был способ избавиться от сомнений по поводу слов этой юной леди... Как-нибудь узнать ее получше. Я думаю, в этом случае мы бы все рискнули. Разве не так?
Все согласно кивают.
Том: Вот подходящий способ! Ты сам сказал это, папа. Пожить с ней бок о бок. Позволить Грэйс открыть свое истинное лицо. (Поворачиваясь.) Джек, который так «прекрасно разбирается в людях», с легкостью мог бы узнать ее истинную природу. Сколько времени на это нужно тако¬му хорошему человеку, как ты, Джек? Неделя? Может быть, две?
Джек бормочет и скребет подбородок.
Том (обращаясь ко всем): Если она готова принять вашу помощь, вы должны быть готовы оказать эту помощь. Я уверен, мы можем дать ей две недели. Две недели! И даже если один из вас крикнет ей после этого «уходи!», я сам, лично, позабочусь о том, чтобы она покинула город, — обещаю.
Слушатели молча переглядываются. Наконец встает Оливия.
Оливия: Если масса Том думает, что так надо для общества и для всех нас, мне это тоже подходит. Он, может, и молод, но его сердце не лжет. А я знаю его сердце с тех пор, как оно бьется.
Том молчит. Грэйс смотрит с надеждой.
С высоты птичьего полета мы видим город, жители которого молча расходятся по домам.
Рассказчик: В молельном доме больше не было сказано ни слова. Но было решено, и все они это чувствовали, что прекрасная беглянка задержится в городе на две недели. И даже если потом они прогонят ее, так и не сумев убедиться в ее честности, они тем не менее смогут смотреть на себя в зеркало, твердо зная, что сделали все, что от них зависело, — и даже больше, чем сделали бы другие люди на их месте.

Продолжение